Неточные совпадения
Условий света свергнув бремя,
Как он, отстав от суеты,
С ним подружился я в то время.
Мне нравились его черты,
Мечтам невольная преданность,
Неподражательная странность
И резкий, охлажденный ум.
Я был озлоблен, он угрюм;
Страстей игру мы знали оба;
Томила
жизнь обоих нас;
В обоих сердца жар
угас;
Обоих ожидала злоба
Слепой Фортуны и людей
На самом утре наших дней.
И целый день, и все дни и ночи няни наполнены были суматохой, беготней: то пыткой, то живой радостью за ребенка, то страхом, что он упадет и расшибет нос, то умилением от его непритворной детской ласки или смутной тоской за отдаленную его будущность: этим только и билось сердце ее, этими волнениями подогревалась кровь старухи, и поддерживалась кое-как ими сонная
жизнь ее, которая без того, может быть,
угасла бы давным-давно.
А если огонь не
угаснет,
жизнь не умрет, если силы устоят и запросят свободы, если она взмахнет крыльями, как сильная и зоркая орлица, на миг полоненная слабыми руками, и ринется на ту высокую скалу, где видит орла, который еще сильнее и зорче ее?.. Бедный Илья!
Нужно только, чтобы в центре стал ясный образ, а уже за ним в туманные глубины воображения, в бесконечную даль непознанного, неведомого в природе и
жизни, потянутся свои живые отголоски и будут уходить, дрожа, вспыхивая, плача,
угасая.
Моя мать не давала потухнуть во мне догоравшему светильнику
жизни; едва он начинал
угасать, она питала его магнетическим излиянием собственной
жизни, собственного дыханья.
Правда, лампада его
жизни еще не
угасла, но она и не горела, а только чадила.
Но все-таки большую часть времени ему приходится оставаться одному. Он сидит в кресле и чувствует, как
жизнь постепенно
угасает в нем. Ему постоянно дремлется, голова в поту. Временами он встает с кресла, но дойдет до постели и опять ляжет.
— За тех, кого они любят, кто еще не утратил блеска юношеской красоты, в ком и в голове и в сердце — всюду заметно присутствие
жизни, в глазах не
угас еще блеск, на щеках не остыл румянец, не пропала свежесть — признаки здоровья; кто бы не истощенной рукой повел по пути
жизни прекрасную подругу, а принес бы ей в дар сердце, полное любви к ней, способное понять и разделить ее чувства, когда права природы…
Желание это было исполнено, и он, узнав, что сын доживает последние минуты своей сравнительно молодой
жизни, поднял глаза к потолку, как бы желая взором проникнуть сквозь все материальные преграды туда, где
угасала эта дорогая для него
жизнь.
У этого грека был приятный голос, звучавший необыкновенно искренно и почтительно, именно в таком тоне, не возбуждающем никаких сомнений, как умеют лгать женщинам опытные женолюбцы и сладострастники, имевшие в своей
жизни множество легких, веселых минутных связей. К тому же воля Елены совершенно
угасла, растаяла от ужасных приступов морской болезни.
Этот человек вспыхнул предо мною, словно костер в ночи, ярко погорел и
угас, заставив меня почувствовать какую-то правду в его отрицании
жизни.
— С этих пор точно благодетельный ангел снизошел в нашу семью. Все переменилось. В начале января отец отыскал место, Машутка встала на ноги, меня с братом удалось пристроить в гимназию на казенный счет. Просто чудо совершил этот святой человек. А мы нашего чудесного доктора только раз видели с тех пор — это когда его перевозили мертвого в его собственное имение Вишню. Да и то не его видели, потому что то великое, мощное и святое, что жило и горело в чудесном докторе при его
жизни,
угасло невозвратимо.
— Митя, Митя! — сказал он прерывающимся голосом. — Конец мой близок… я изнемогаю!.. Если дочь моя не погибла, сыщи ее… отнеси ей мое грешное благословение… Я чувствую, светильник
жизни моей
угасает… Ах, если б я мог, как православный, умереть смертью христианина!.. Если б господь сподобил меня… Нет, нет!.. Достоин ли убийца и злодей прикоснуться нечистыми устами… О, ангел-утешитель мой! Митя!.. молись о кающемся грешнике!
Вплоть до самого вечера Глеб находился в каком-то беспокойстве: он метался на лавке и поминутно спрашивал: «Скоро ли придет священник?», душа его боролась уже со смертью; он чувствовал уже прикосновение ее и боялся умереть без покаяния.
Жизнь действительно заметно оставляла его; он
угасал, как
угасает лампада, когда масло, оживлявшее ее, убегает в невидимое отверстие.
Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды, и те, которых нельзя было видеть глазом, — словом, все
жизни, все
жизни, все
жизни, свершив печальный круг,
угасли…
(Читает.) «Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды, и те, которых нельзя было видеть глазом, — словом, все
жизни, все
жизни, все
жизни, свершив печальный круг,
угасли.
Юный счастливец, которого
жизнь можно назвать улыбкою судьбы и природы,
угасает в минуту, как метеор: злополучный, ненужный для света, тягостный для самого себя живет и не может дождаться конца своего…
Недавно (17 ноября 1858 года)
угасла его
жизнь, полная смелых предприятий и великодушных пожертвований на пользу человечества, и никто, даже из врагов его идей, не отказался помянуть его добрым словом.
Аян остановился, когда Стелла поднялась с кресла.
Жизнь моря, пролетевшая перед ней, побледнела,
угасла, перешла в груду алмазов. Девушка подошла к столу, руки задвигались, подымаясь к лицу, шее и опускаясь вновь за новыми украшениями. Она повернулась, сверкающая драгоценностями, с разгоревшимся преображенным лицом.
Была минута, когда он почти чувствовал смерть и готов был встретить ее как светлую гостью: так напряглись его впечатления, таким могучим порывом закипела по пробуждении вновь его страсть, таким восторгом обдало душу его, что
жизнь, ускоренная напряженною деятельностью, казалось, готова была перерваться, разрушиться, истлеть в один миг и
угаснуть навеки.
Вот он оглядел всю свою горькую
жизнь. Как мог он до сих пор выносить это ужасное бремя? Он нес его потому, что впереди все еще маячила — звездочкой в тумане — надежда. Он жив, стало быть, может, должен еще испытать лучшую долю… Теперь он стоял у конца, и надежда
угасла…
В 1839 году, в ноябре, я приезжал в Петербург вместе с Гоголем. Шишков был уже совершенно слеп. Я навещал довольно часто Александра Семеныча: он был еще на ногах, но становился час от часу слабее, и
жизнь, видимо,
угасала в нем. Я никогда не говорил с Шишковым о Гоголе: я был совершенно убежден, что он не мог, не должен был понимать Гоголя. В это-то время бывал я свидетелем, как Александр Семеныч кормил целую стаю голубей, ощупью отворяя форточку и выставляя корм на тарелке.
Онуфрий. Жестокое непонимание. Роковая судьба. Лучшие порывы души
угасают, не долетая до небес. Всю
жизнь мою ищу тихое семейство — что же, о жалкий жребий мой! Анна Ивановна! Вы женщина строгая и добродетельная, давайте образуем с вами тихое семейство.
Конкретно же человеческая
жизнь являет собой чередование возрастов, необходимо оканчивающееся смертью, поэтому внезапно вспыхнувшее время столь же внезапно и
угасает.
Десять годов с половиной так прожила честная вдовица и столь же тихо
угасла, сколь тихо протекла
жизнь ее, полезная для всех, кто ни знал ее.
Болезненно отозвалась на ней монастырская
жизнь. Дымом разлетелись мечты о созерцательной
жизни в тихом пристанище, как искры
угасли тщетные надежды на душевный покой и бесстрастие. Стала она приглядываться к мирскому, и мир показался ей вовсе не таким греховным, как прежде она думала; Катенька много нашла в нем хорошего… «Подобает всем сим быти», — говорил жене Степан Алексеич, и Катеньку оставили в покое… И тогда мир обольстил ее душу и принес ей большие сердечные тревоги и страданья.
До чего же увял в людях инстинкт
жизни, до чего
угасло всякое непосредственное чувство
жизни!
Глаша между тем не поправлялась, она с какой-то дикостью отдавалась наслаждениям любви, как бы спеша взять их от
жизни, не нынче завтра готовой
угаснуть, и делала Александра Васильевича своим невольным убийцей.
Она вспоминала, что чуть было она сама, она — Анжелика Сигизмундовна Вацлавская, с так недавно разбитым сердцем, с руками, на которых еще не успела обсохнуть кровь убитого ею любимого человека, не увлеклась ухаживаниями князя, не бросилась в его объятия с безумной бесповоротной решимостью посвятить ему одному всю свою
жизнь, умереть у его ног, когда
угаснет любовь в его ветреном сердце, забыв и свою цель, и свою, тогда еще малютку, дочь.
Она успела за несколько месяцев совместной
жизни в квартире его матери оценить душевные качества Дмитрия Павловича, и он являлся первым мужчиной, затронувшим в ее сердце теплое чувство любви — именно то чувство, которое живет годами, а не вспыхивает и
угасает, как страсть.
Где Кульнев наш, рушитель сил,
Свирепый пламень брани?
Он пал — главу на щит склонил
И стиснул меч во длани
Где
жизнь судьба ему дала,
Там брань его сразила;
Где колыбель его была,
Там днесь его могила.
И тих его последний час:
С молитвою священной
О милой матери
угасГерой наш незабвенный.